(1)К сожалению, наши обильные разговоры о нравственности часто носят слишком общий характер. (2)А нравственность… (3)Она состоит из конкретных вещей – из определённых чувств, свойств, понятий.

(4)Одно из таких чувств – чувство милосердия. (5)Термин несколько устаревший, непопулярный сегодня и даже как будто отторгнутый нашей жизнью. (6)Нечто свойственное лишь прежним временам. (7)«Сестра милосердия», «брат милосердия» – даже словарь даёт их как «устар.», то есть устаревшие понятия.

(8)В Ленинграде, в районе Аптекарского острова, была улица Милосердия. (9)Сочли это название отжившим, переименовали в улицу Текстилей.

(10)Изъять милосердие – значит лишить человека одного из важнейших действенных проявлений нравственности. (11)Это древнее необходимое чувство свойственно всему животному сообществу, птичьему: милость к поверженным и пострадавшим. (12)Как же так получилось, что чувство это у нас заросло, заглохло, оказалось запущенным? (13)Мне можно возразить, приведя немало примеров трогательной отзывчивости, соболезнования, истинного милосердия. (14)Примеры такие есть, и тем не менее мы ощущаем, и давно уже, убыль милосердия в нашей жизни. (15)Если бы можно было произвести социологическое измерение этого чувства…

(16)Милосердие изничтожалось неслучайно. (17)Во времена раскулачивания, в тяжкие годы массовых репрессий никому не позволяли оказывать помощь семьям пострадавших, нельзя было приютить детей арестованных, сосланных. (18)Людей заставляли высказывать одобрение смертным приговорам. (19)Даже сочувствие невинно арестованным запрещалось. (20)Чувства, подобные милосердию, расценивались как подозрительные, а то и преступные. (21)Из года в год чувство это осуждали, вытравливали: оно-де аполитичное, не классовое, в эпоху борьбы мешает, разоружает…

(22)Его сделали запретным и для искусства. (23)Милосердие действительно могло мешать беззаконию, жестокости, оно мешало оговаривать, нарушать законность, сажать, избивать, уничтожать. (24)Тридцатые годы, сороковые – понятие это исчезло из нашего лексикона. (25)Исчезло оно и из обихода, ушло как бы в подполье. (26)«Милость к падшим» оказывали таясь и рискуя…

(27)Уверен, что человек рождается со способностью откликаться на чужую боль. (28)Уверен, что это врождённое, данное нам вместе с инстинктами, с душой. (29)Но если это чувство не используется, не упражняется, оно слабеет. (30)И исчезает.

(31)Упражняется ли милосердие в нашей жизни?.. (32)Есть ли постоянная принуда для этого чувства? (ЗЗ)Толчок, призыв к нему?

(34)Вспомнилось мне, как в детстве отец, когда мы проходили мимо нищих – а нищих было много в моём детстве: слепых, калек, просто просящих подаяние в поездах, на вокзалах, на рынках, – отец всегда давал медяк и говорил: поди подай. (35)И я, преодолевая страх, – нищенство нередко выглядело довольно страшновато, – подавал. (36)Иногда преодолевал и свою жадность – хотелось приберечь деньги для себя, мы жили довольно бедно. (37)Отец никогда не рассуждал: притворяются или не притворяются эти просители, в самом деле они калеки или нет. (38)В это он не вникал: раз нищий – надо подать.

(39)И как теперь я понимаю, это была практика милосердия, то необходимое упражнение в милосердии, без которого это чувство не может жить.

(По Д.А. Гранину*)

* Даниил Александрович Гранин (1919-2017) – советский и российский писатель, киносценарист, общественный деятель.